Первое сентября: Прощай, свобода!

   Вчера к вечеру осозналось: тихо как-то на дворе, не орет детерва, не грохает камнями по мусорному баку, не верещит визгливо: "Я тебя убью!!",  а то и похуже... Что такое, думаю? Да ведь завтра им в школу!
   И вспомнилось, как несколько лет назад провожал в школу маленькую племянницу, и как настиг меня в школьном коридоре звонок, - и что-то сыграло внутри, как мышиный хвостик.  Вот ведь зараза какая, въелось в память так, что и через тридцать лет оживает, стоит только услышать этот кошмарный звонкий дребезг, этот похоронный звон по свободе.

  Они не рассуждают о свободе в философских терминах - то ли это осознанная необходимость, то ли воля как представление, - они просто ее чувствуют всеми фибрами организма, и сильнее всего именно тогда, когда их лишают ее.
   Невольно вспоминаются Стругацкие: "...вдыхая забытые запахи чернил, мела, никогда не оседающей пыли, запаха «до первой крови», изнурительных допросов у доски, запаха тюрьмы, бесправия возведенного в принцип, он все надеялся вызвать в памяти какие-то сладкие воспоминания о детстве и юношестве, о рыцарстве, о товариществе, о первой чистой любви, но ничего из этого не получалось, хотя он очень старался, готовый умилиться при первой возможности. Все оставалось по прежнему — и светлые затхлые классы, и поцарапанные доски, парты, изрезанные закрашенными инициалами и апокрифическими надписями, и казематные стены, выкрашенные до половины веселой зеленой краской, и обитая штукатурка на углах — все оставалось по-прежнему неказисто, гадко, наводило злобу и беспросветность."
   Но мы, конечно, утешимся обычными банальностями: "Ну-ну, не надо драматизировать (и тем более обобщать), что поделаешь, все через это прошли,  разве так уж все было плохо, в конце концов - что бог не делает... И потом, дай им эту свободу, - это что же будет?!"
   А мне их жалко, поганцев.